My skin is wearing thin
My heart has turned to black
A̷͚̲̳̹͔͐̓͆̇̆͌̕͝ṉ̴̨̖̥̺͎͔̻͕̹͑̕͝d̴̡̜̯̪̣̣͚͔͓̂̀̐ͅ ̸̞͖̺̬͓̣̜̪̪͇̈͛̔̽̔́̂̽̋͆̆͌̑̕͠I̵̧̒̓̈́̍̾̄̌͗̇͂̏̒͐͠ ̶̜̦̩̱͕́̓̄̎́͘ĉ̴̡̧͈̘̻͎̇͗͊̎̎͂̾͂a̷̜̮̭̗͆͌͒͌̑̀̈̓͂̏̉̈̚͝ǹ̴̟̯͗̿̂̓̎̏̄̈̕͠'̵̗̤̦̲̟̦̲̝̯̏̊͆̎t̸̢̛̘͓̟̮͙̟̘͂̀̈́̀̄͋̋̕ ̶̨̯̟͍̺̣͎̥́̍̔̈̕͝g̵̨̧̳̟̝͙̠̮͙͖͖͎̳̣͗̇́̉͆͐̽̓̃̒̿́͑͝ȅ̴̜̗̜̱̥̪͕̬̼̗͗̿͛̍t̸̢̢̞̘͈͚͖̟̮͚͕̼̠̒͝ ̷̧̣͎̘͓͍̠̼̮̠̪̀̔̆́́̐̌͒̂̈͆̊̾͝t̸̡̛͇͕͉̩ẖ̸̺̲̥̲̣͚͖̓̒̀́͜ê̶̡̡̮͈̥͖̔͆͑̃̎̕ ̷̢̯͕̦͕̹͇̈̂͂̈̈́d̵̝͎̻̞̊̈͋͋̿̉ḛ̸̭͖̹̳̝̞̾̍̽̏̀̐̇͋͘͝͝v̴̬̠̠̣̤̋͗̎į̵̡̢̼̞̜̖̗͇̥̮̳̦͗̓͂͛́̀̀́̄̕͜͝ļ̵̡̛̛͓̭̫̬̭̤͇̈́̈́ ̷̧̻͖͎͚̔ǫ̸̛̻͔̻͚͉̃͌͌̉͂̂̆̈́̊̚͠͝f̶̩̪̫̰̬͍̬̩̰̓͐͗̐͛̅͑̚͝f̸̰̯̐͌̇̀͝͝ ̴̧̨̭̥̖̤͎̙͉̙̯̀̏̕͜͝͠o̶͇̗̭͔̹̯̤̘̪̤̲̬̳̅̓͛̈́̿͊̒̈̆̇̋́͜͠ͅf̵̧̘̰̞͕̰̦̬̠̾͋̃̏̂ ̷̯͓̭̝̥̙̈́̓̚͜m̴͕͛͒ỷ̴̡̢̰͚̭͎̟̞̣̤̫̻̱͈̻̓͗̍̿̔͑̋̕͝͠ ̶̺̤̌͐̓̄̍͐b̷̨̫͎̺͍͎͇̦̫̤̾͐̊̏̈̐͌̀͋̐͐͒́̚͜͜ͅa̸͍̮̘̖̳͎̫̥̱̖͛̾͂̑͋͌̿͌͋ͅc̴̢̡̛͓̰̰̭̺͉̯̫͈̬͕̽̒̈̀̚͝͠ͅk̷͚͕̣̰̥̋̓͛́̿̅̚͘͝ͅ


Всё должно было закончиться этим. Это был лишь вопрос времени, и время не проблема, если в твоём распоряжении - ТАРДИС и её пилот. В распоряжении Сайбириума они были.

С чего Мастер взял, что Сайбириум проявит уважение к его личным границам и не попытается взять над ним контроль, он сейчас не в состоянии вспомнить и сам, и не только потому что с каждым днём ему всё сложнее мыслить ясно. Есть большая вероятность, что с ясным мышлением у него были проблемы уже тогда, просто иного толка - что ему так невыносимо было превосходство Доктора, что он готов был на что угодно - буквально, на что угодно, - только чтобы хоть немного склонить весы в свою сторону. Ему было плевать тогда на благородство или подлость нового союзника - он просто не рассчитывал, что их союз проживёт так долго. Что он сам - проживёт так долго. В конце концов, он сделал всё для этого. Новая раса киберменов, изготовленная им собственноручно из полуразложившихся трупов убитых им же Повелителей времени? Доктор не могла позволить ему - им - выжить после этого. Не имела права.

Но даже тут Мастер просчитался. Пришлось спасаться бегством, просто чтобы Доктор не восторжествовала хотя бы в этом. Именно тогда, пока он пытался смириться с новой - очередной - неудачей, его гамбит с Сайбириумом выстрелил прямо ему в лицо. Не буквально. А лучше бы так.

Как выяснилось, Сайбириуму пришлась крайне не по вкусу потеря перспективы мирового господства во главе новой киберрасы. Его новый бизнес-план? Провернуть то же самое, только путём многократного вмешательства в таймлайн и - руками Мастера. Мнения Мастера он об этом, разумеется, спрашивать не стал. Будь Сайбириум человеком - гуманоидом, - Мастер решил бы, что тот просто решил таким образом поквитаться за неудачу, но ничего человеческого в искусственном интеллекте не было. С тем же успехом он мог бы рассчитывать на человечность Матрицы. Так что - просто голый расчёт, ничего личного.

Ничего личного в том, что, стоит Мастеру на секунду потерять фокус, он обнаруживает себя на другом конце галактики, два века назад, три тысячелетия спустя, в проводах собственной ТАРДИС, саботирующим чужой корабль, по локоть в чьей-то крови.

Мастер не имеет ничего против саботажа или убийств. С чего бы? Что ему совершенно не по вкусу - это не быть у руля в собственной голове.

Так что он сопротивляется. Запихивает Сайбириум как можно дальше, как можно глубже, там, где ему до руля не добраться. Только вот не учитывает, что из глубин подсознания проклятому AI будет только проще взяться за его, Мастера, перепрошивку. Сны и реальность начинают мешаться друг с другом, даже когда Мастер перестаёт спать. Мастер окончательно перестаёт вести счёт, где и в каком времени он снова отключился и потерял несколько часов. Имеет ли это значение? Он не знает. Однажды Сайбириум добьётся своей цели, и, может, тогда Мастер станет ему не нужен. Может, тогда он вернёт ему контроль. Не стоит ли тогда просто дать ему делать то, что он хочет?..

Это - официальная версия. Это - то, что Мастер старательно думает, пока направляет ТАРДИС к определённому астероиду, где у одного конкретного хакера, говорят, можно за баснословные деньги купить био-вирус, способный убить любую операционку в твоём теле. Созданный для выведения из строя киборгов и так называемых "усовершенствованных людей", конечно, но для Мастера тоже - то, что Доктор прописал. Мастер продолжает думать мысли о смирении и принятии собственной участи, когда находит хакера, когда заставляет его отдать ему вирус, когда убивает его - на этот раз, осознанно. Когда залпом опрокидывает в себя пробирку - тоже. А потом его перемыкает, как компьютер, в который запустили вредоносное ПО, и он кричит от боли до забытия.

Долгая история вкратце - не стоило убивать того хакера, конечно. Стоило запереть его в какой-нибудь изолированной крепости на безлюдной планетке - у Мастера даже была на примете такая с давних времён, - чтобы сидел там и доводил свою игрушку до ума, а не торговал халтурой. Био-вирус помог лишь постольку-поскольку - по крайней мере, теперь в распоряжении Мастера были периоды ясности, в которые ему не нужно было держать себя в непрерывном фокусе, зная, что любое его слово, любая его мысль будет перехвачена врагом в его собственном теле. Обратная сторона медали - эти периоды конечны, и Мастер не всегда успевает отследить их конец. Не успевает собраться. И тогда - провал.

Поэтому он здесь, когда его находит Доктор - на Земле, в Англии начала XIX века, в лондонской кофейне, открытой век с лишним тому назад одним экцентричным греком. Мастер - здесь, пьёт третий кофе подряд, как будто не страдает от вынужденной бессонницы, как будто и так не отпугивает людей нервным неспокойствием и лихорадочным блеском в чёрных глазах. Его ТАРДИС - где-то на космической станции за пять миллионов лет отсюда. Манипулятор временной воронки, с помощью которого он добрался сюда - с наслаждением разбит в щепки сразу по прибытии. Мастер делает очередной глоток с мрачным отчаянием, с отчаянным торжеством: здесь ты ничего не сможешь сделать, думает он про себя, но не себе.

Моргает.

И обнаруживает себя в сумерках у незнакомого ему горящего - догорающего - дома.

Его лёгкие болят от угарного дыма, он надсадно кашляет - и только теперь понимает, что каким-то образом фирменная фарфоровая чашка из той кофейни всё ещё в его руках. Его снова окровавленных руках. Он отпускает её, и она разбивается на крупные осколки под его ногами.

Появление Доктора в тот же момент столь же неожиданно, сколь и абсолютно ожидаемо - по непостижимой логике кошмара, в котором он, видимо, прописался навечно. Мастер растерянно моргает в её разозлённое лицо. Он понятия не имеет, о чём она говорит, но дом в огне рядом наводит на некоторые подозрения. Он смотрит на пламя несколько долгих секунд, пытаясь вспомнить - хоть что-то. Тщетно.

- Я бы не возражал, - хрипло отвечает он ей в конце концов. Но даже сейчас - даже теперь, Рассилон, даже в своём положении - не в состоянии удержаться: - Давно надо было догадаться, что никакой ты не Повелитель времени. Снова слишком поздно, как и всегда.

У тебя может быть какая угодно репутация, тебе могут сколько угодно доверять или не доверять, но когда информацию по факту доносят всё-таки именно тебе — это, наверное, и есть прагматичное определение того самого результативного обаяния. Детали не важны.

Следить за путешественником — это вообще-то не цель Кэйя; не изначально и до сих пор не. Просто временами эффективный метод, позволявший обходить пустые траты времени. Слежка также методами альтернативными и, как умудрялся проворачивать капитан, не своими глазами вовсе, почти добровольная, но... Суть не в том.

В Тейвате что-то намечалось. Происходить-то уже происходило, жизнь на месте никогда не стояла, но сейчас речь шла о чём-то серьёзном; масштабном; по-настоящему. Кэйя не брался судить, равносильно ли это тому_событию, связано ли с ним, являлось ли последствием или чем-то отдельным, однако что-то намечалось — точно знал. Вообще знал много, но теперь, когда слишком много не случайностей посыпались то тут, то там, это "знал много" приобретало настолько большое разнообразие смыслов, что хоть зубы стирай от попыток разобраться. Или от ужаса выводов, когда всё-таки удаётся разобраться.

Бард, архоны, путешественник, Шторм, происходящее в Ли Юэ, опять-таки, снова путешественник, опять архонты, везде чёртовы боги, везде что-то глобальное, везде такое... взаимосвязанное и дурное по сути. Разумеется, занимательно; разумеется, Кэйе нравилось; разумеется, он ради чего-то подобного может и жил. А всё-таки. Лиц на сцене слишком мало, а игра их едва ли была честной, ведя к последствиям сомнительным. И если против нечестной игры Олберич, в общем-то, ничего не имел и даже поощрял, ибо не скучно, то к остальному имелись вопросы. Особенно на фоне того, что впервые за долгие годы общая ситуация стала отдавать чем-то очень личным.

Конечно же, Джин в курсе. Путешественник был правда полезным, правда вносил интерес, правда представлял из себя что-то новое, не-случайностью вписанное в его мир, и, наверное, Кэйя был по-своему ему за это благодарен. Как стоило быть благодарным рыцарям Ордена. За то, к примеру, что их капитан щедро позаботился о том, чтобы они всё пропустили; и вернулись домой. Не по частям.

Конечно же, Джин в курсе, и это было хорошо и плохо одновременно. Олберич не слишком загонялся на эту тему, но ради какой-то формальности, что стала привычкой, словно бы нужным якорем, значение оно всё-таи имело. Вот только судя по тому, что та назначила капитану взять с собой "кого-то ещё" — ни черта не понимала, или понимала слишком мало, или понимала не так. Естественно. Потому что Кэйя, увы, понимал не всё, но достаточно, чтобы считать это глупым, непредусмотрительным и поспешным решением. И именно потому, единственно владеющий полученной информацией ака часть верхушки Ордена, совершенно случайно завёл рыцарей на полмили от предполагаемой точки наблюдения; случайно произошёл обвал, разделивший его и рыцарей; случайно самостоятельно оттуда не выбраться, пускай воздуха и хватило бы на несколько суток. Надо доложить, пускай подождут подмоги. Случайности случайны, а две вещи в них точны: никто не умрёт и мешать не будет также — никто.

Следить за путешественником — это вообще-то не цель Кэйя; но одно из средств, что на этот раз вкупе с прежним диалогом дало результат. Путешественник как минимум не соврал, неизменно не имея некоторых мотивов. А значит, дальше Кэйя сам. Тем более что по дороге ему попались монстры, зараженные до одурения, до скрипа зубов знакомыми мотивами. Теми, что прежде Кэйя, стоило попасть в принявший его дом, он встречал так редко, и те, что стали куда более частым явлением с появлением... Да, в общем-то, всего ранее озвученного: бард, путешественник, дракон. Хотя их самих капитан с Орденом Бездны, с Бездной, да даже с Фатуи — не связывал. У него имелись свои теории, куда менее простые, совсем не радужные и путавшие даже его самого. И то знакомое-забытое ощущение, что преследовало Олберича, когда он теперь приближался к месту, оставив рыцарей за "завалом", стоило только увидеть знакомый берет, видимый в ночи и при свете дня... То ощущение, что отдавалось неприятной, раздражавшей и беспокойной пульсацией в глазу, чего не ощущалось бы словно целую вечность; то ощущение, что Кэйя ненавидел, но наяву и в кошмарах не мог отделать от себя, словно оно какой-то едкой точкой застыло в нём и... То самое ощущение, что не давало сомневаться: что-то приближается. И кто-то более чем активно работает над этим. Не суть даже важно кто, а вот возможности... нет, способы воплощать эти возможности — впечатляли. От эстетики пагубности до ужаса перевёрнутого вверх дном мира, лишающего его себя.

Какое-то время Олберич выждал, отсчитывая что-то в голове беззвучными постукиваниями пальцев, а после и сам двинулся в пещеру: Венти непременно успел продвинуться на достаточное расстояние. И, раз пещера не обрушилась ни после нахождения в ней Итэра, ни сейчас, когда бард там, то мужчине также можно последовать примеру. Он готов чем угодно поклясться и сделать ставку на сколько угодно долгую трезвость, что там будет нечто, способное его удивить. Приятно или нет — понятие всегда относительное, как посмотреть. И если бы не то, чем прежде поделился путешественник, Кэйя быть может даже оказался бы выбит их колеи. Если бы перед тем, конечно, смог успешно оказаться не выбитым ловушками (одно удовольствие пробираться, хотя и надоедливо, если честно; упс, даже рухнул не с концами).

Про себя капитан даже присвистнул, уставив взгляд на статую и не отводя его до тех самых пор, пока внимание не привлёк Венти. Если честно, не казавшийся сейчас опасным. Это не самоуверенность Кэйя, просто... посмотрите на него. На его позу, на его на руки. Достаточно увидеть Венти лишь единожды в его "обычном" расположении, чтобы сходу уловить разницу.

Потому, когда взгляд морозного глаза оценил барда, вновь вернулся к статуе. Это правда выглядело серьёзно и даже дико, несмотря на личное отношение к проявлению божественного в мире. Некая грань и... технология? Магия? Что за чары? Подобных установок Кэйя не припоминал. Нет, кто это сделал — то что не первоочередное, даже то, зачем — не настолько важно, как гипотетическая вероятность того, что раз подобное провернули с одной статуей, то могут повторить это с другими. Со всеми другими. И тогда вся эти энергия... оу... оу-у-у. Всё-таки Венти выглядел очень погано, а скелеты внутри капитана назойливо вытанцовывали, желая раскрыться.
Ладно.

- Кэйа? – удивленно пробормотал Венти и осторожно опустил лук. – Что... что ты здесь делаешь?

Поднял руки, улыбаясь. Мол, я не вооружен, о, что вы, с оружием на тех, кто с миром, без паники.

— Заблудился в поисках головной боли, — чуть растянуто и едва играючи, в своей обычной манере выдал Кэйя, приближаясь и к Венти, и к этой штуке соответственно. Богатое же у кого-то воображение, однако; и завидные ресурсы на их воплощение. У его Ордена таких, если честно, едва ли нашлось бы, увы. — Похоже, удачно заблудился, — едва наклонив голову, когда взгляд наконец опустился на Венти так, чтобы застыть на нём. Где-то по краям радужки отражалось то подобие анти-света, что источала статуя.

— Что-то мне подсказывает, что это так не задумано? — изначально, разумеется. Впрочем, по тому, как сие прозвучало, можно было догадаться, что капитан вполне серьёзен в своих намерениях и вести себя будет соответственно.

— Что ты намерен с этим делать? — у Кэйи сотня вопросов, и он не знает, имелись ли ответы у Венти хоть на половину из них. Внешний вид барда не обнадёживал на веру в подобное ни на йоту, вот совсем нет, ну никак, и тем не менее... если объединить их все, то получится один вопрос, что и озвучил. Как хотите, так трактуйте. Тоже тактика.

Забавно: путешественник, бард, Бездна, скверна, Орден, может быть Фатуи. Всё то, за чем следил, что объединял и в чём копался Олберич, снова сошлось воедино, словно магнитом притягивалось. Что же, чёрт подери, должно было произойти? Одну катастрофу Кэйя уже видел. Если честно, второй — даже в половину от прежней — было бы здорово избежать. Крайне желательно. Критически необходимо. Спасибо, кэп.

Это должно было стать веселым приключением. Интересным, ни к чему не обязывающим, даже больше прогулкой чем путешествием, если честно. Хотелось разрядиться и ни о чем не думать, показать Яз будущее, избегая войны с далеками и ту историю с телешоу, конечно. Просто будущее, с их летающими автомобилями, антропоморфными андроидами и путешествиями сквозь космос туда, куда не ступала нога человека. Что-то в этом роде. Что-то, где мне не придется сталкиваться со сложными проблемами и решать их в ущерб себе.
Конечно, этого было слишком много. Не стоило и надеяться. Может быть, именно поэтому я выжидаю, когда ТАРДИС останавливается, и не открываю дверь первой. Пускай Яз посмотрит, что там. Пускай вдохнет свежий воздух одной из земных колоний далеко в космосе и удивится, как же глубоко ее народ умудрился пролезть. Я закрываю глаза, и -
- Доктор? Тут ничего нет...
Ее голос обеспокоен, но она думает, что это старушка ТАРДИС опять занесла нас не туда. Любительница подурачиться. Ясмин понятия не имеет, что это может означать, что это означает, потому что я загривком чувствую, что что-то не то. И первое, что я ощущаю в связи с этим - усталость.
Это чувство преследует меня еще с Флюкса, со всего, что... со всего, что он под собой хранил. С Тектеюн, с часов, которые лежат глубоко в ТАРДИС, так глубоко, что я н найду их, если не захочу. А я не хочу. Но даже несмотря на это, все произошедшее давит невидимым грузом, и я чувствую себя бесконечно уставшим. Бесконечно - примерно столько, сколько длится моя настоящая жизнь.
- Что? Нет-нет-нет, не может быть! Мы точно попали куда надо, - я подскакиваю и подбегаю к Яз, чтобы удостовериться своими глазами, что действительно ничего, просто голый осколок камня, никакого терраформирования, никакого поселения. Ничего. - Не может быть. Она должна быть здесь! Что-то не так.
Что-то не так, и очень серьезно, и, кажется, это касается всего таймлайна и всей истории человеческой расы - я хватаю руку Яз, когда она пытается выйти, и затаскиваю обратно в консольную. Несколько прыжков назад во времени и пространстве под напуганные вопросы Ясмин и мои собственные суматошные ответы - ответы, призванные уменьшить ее панику, но с этим я, кажется, не справилась. Каждый раз за дверью - пустота, тишина. До тех пор, пока я не добираюсь до Земли, а там...
Там нас ждет неприятный сюрприз. Земля больше похожа на Модас, сплошь кибермены, и это выбивает из меня дух. Мы стоим на пороге ТАРДИС, растерянно вглядываясь в толпы марширующих киберменов, и я как будто знаю, откуда это взялось. Как будто еще не мозгом, но подсознанием понимаю, кто этому виной.
- Нам надо что-то с этим делать? Найти, откуда все это началось, устранить то, что помешало истории развиваться как надо, - неуверенно подает голос Ясмин, и я взмахиваю руками.
- Да. Надо. Именно этим я и занимаюсь. Надо найти точку расхождения, но Яз, тебе нельзя со мной идти. История затронула события до твоего рождения, а это значит, что ты можешь существовать только в пределах ТАРДИС. Ты - парадокс, но она защитит тебя, пока я со всем не разберусь.
- Я не оставлю тебя одну!
- Ты меня слышала? - меньшее, что мне сейчас нужно, это препирательства, но как же она упряма! Как и большинство из них, да, но голос разума все больше затеняется в ней... тем, о чем я не хочу думать. - Выйдешь за эти двери - и перестанешь существовать, выйдешь за эти двери - и я не смогу тебя найти! А если даже у меня получится все исправить, я и не буду тебя искать. Если ты меня не послушаешь.
Это жестоко, но это срабатывает. Яз замолкает и уходит вглубь ТАРДИС, оставляя меня наедине с консолью и колотящимися сердцами.
И, когда я нахожу виновника торжества, я ни капли не удивлена.
- Что ты натворил, - зло прошипела я, подходя к Мастеру. - Это была очередная попытка привлечь внимание? Думаешь, я не остановлю тебя?

Гамбит находился в замешательстве, смотря на чистое небо, его глаза видели лишь бесконечную пустоту. То, что и отражалось в сердце креола, в его душе. Она была, безусловно, чёрной. После всего, что в своей жизни сделал вор, оценивать иначе он бы никогда не стал. Иные тоже не рискнули бы сказать ради чего жил этот мутант. Его душу никто никогда не пытался понимать, потому и определить точные мотивы его действий было сложно. Так ради чего жил le diablo blank? Денег, богатства и красивых женщин?  Быть может. Ради удовлетворения своего собственного эго? Не исключено. Постоянного азарта и приключений? Indubitablement! Но все это было бы бессмысленно, если бы не человек, заставляющий Реми трепетать при одном лишь виде. Улыбаться и становиться ужасно беззащитным перед её роскошной улыбкой. Oui, речь конечно же идёт о даме. Той, что поражала его лёгкое сердце, заставляя каджуна всё реже и реже заглядываться на других женщин. А вы понимаете, насколько это бывает сложно! ЛеБо всегда считал, что был создан для большего количества дам, чем одна только. Как же сейчас приходилось себя винить за подобные фразы и мысли. Вор не расстраивался в своём выборе дамы сердца, хотя сейчас и явно ненавидел себя.

Его глаза цепляются за проплывающие мимо облака, а лёгкие втягивают в себя сигаретный дым. Вишнёвый привкус ощущается на кончике языка, после чего дым проникает чуть глубже. Заполняет лёгкие и позволяет голове слегка закружиться, под его действием. Это расслабляет, но не даёт покоя. Только лишь возвращает в мгновение назад. Точнее в миг, казавшийся ему таковым.

Тогда многое изменилось. Больше встало на свои места, позволяя ему, перед самой пустотой, оценить имеющиеся у него ценности. Переоценка происходит лишь в тот миг, когда ты начинаешь говорить с главной женщиной в жизни любого человека. В тот день она пришла без какого-либо макияжа, одетая в самую простую одежду. Тёмный цвет её одежд вызывал больший холод, чем прикосновения пальцев к коже. Столь тонких, практически невесомых, но в то же время ощущаемых на коже. Рассекающих её, подобно скальпелю, обнажающим истинную натуру. Глубокие глаза, в которых ты видишь отражение своей жизни. Именно в них проносится всё, что ты делал, как поступал и чего действительно хотел. Все твои цели были сейчас ка на ладони. Слегка костлявой, покрытой какой-то бледной кожей. На ней, словно изображениями, дополнялась реальность. Линии на руке, постепенно оживали и дублировали твои. А пальчики её, плавно их перебирали. Вот она любовь, такая яркая и трагичная. Свадьба с Белладонной, разрыв. Множество мелких встреч и затем твёрдая и уверенная полоса с Анной Мари. Волнистая, словно бушующий океан, и столь сильная, как вся морская стихия. Она ударяется о её решение, что выступает волнорезом. Делит их на две части и указательным пальцем рвёт эту нить без каких-либо сожалений. Потом следует жизнь, с чередой ошибок, провалов, взлётов, верных  и не верных решений. Встреча с братством, сотрудничество, убийство Морлоков и вновь что-то прекрасное, связанное с той, предыдущей линии. Но и тут просто. Её ногти, острые словно скальпель, начинают давить на эту линию, пуская кровь и… Когда кажется, что тебе вновь дают шанс лишь улыбается. Обворожительно, ведь это женщина, пусть и в возрасте, но находящая путь к абсолютно любому сердцу. Это работа, долг, который просто нужно выполнять и он понимает. Не злится, а отвечает своей же эмоцией, демонстрирующей принятие на лице. Её ладонь накрывает его руку, переплетая пальцы. Уверенной и сильной хваткой, начинает вести за собой. Без спроса, так надо, нужно. Всего-то необходимо помнить о том, что это не избежно. Каджун всегда ходил по этой тонкой грани жизни и смерти, зная очевидную вещь. Она придёт за ним, без спроса, сожаления и какого-то раскаяния, заберёт за собой и поведёт в вечный холод. Не будет долгого прощания, поцелуя напоследок. Лишь ободряющая улыбка, что отразится в его красных глазах.

Вот только, где-то на середине пути, её рука соскальзывает. Непонимание в глазах начинает пугать Гамбита. Он сам чувствует что-то иначе. Нет больше зябкости в руках, холодный ветер пропадает, а весь белый мир вокруг, вновь приобретает иные цвета. Тёплые, обрастает деталями и каким-то шумом. Детскими криками, разговорами и самыми, что ни на есть, горячими слезами. Этот солёный привкус ощущается и у него во рту, словно сам мутант только что ревел, подобно маленькому ребёнку. Глотал слёзы, смешивая их со слюной, пытаясь не показывать истинных эмоций. Смерть смотрит на свою тонкую руку, отодвигая рукав длинной чёрной кофты, замечая, как сама начинает медленно исчезать из этого мира, придуманного самим ЛеБо. Глубокие, тёмные глаза, закрываются, позволяя ей изменить даже тон взгляда. С непонимания, паники, на тот, что пожелает ему удачи. Вновь напомнит про линии на его руке, о содеянном ранее. Покажет тот момент, после которого его не стало, не чтобы сделать больно – non. Лишь для блага Гамбита. Это поможет, так ты сможешь преодолеть Вашу проблему вместе. Заставит залезть глубоко в мозг, чтобы вытащить от туда секреты, подвластные лишь ему. То, что скрывалось где-то в шкафчиках, за горами украденного антиквариата, бутылки с дорогим вином и самой обычной коробкой из под сигарет с кнопкой, вишнёвых. С отпечатками губной помады от одной известной всем дамы, а они только добавляли ценности.  Пачка содержала в себе не так много вещей. Какой-то металлический кругляшок с проводами, что ЛеБо пытался сделать сам. Больший экземпляр лежал в сумке, спрятанный под горой одежды и карт, но об этом можно вспомнить и позже, верно? А компанию, маленькому прибору, составляла одинокая сигарета. Она была докурена, так что скорее это был лишь фильтр. Но его поверхность имела такое же значение, как и сам автор отпечатков.

Его глаза начинают узнавать обстановку. Женское отделение школы Людей Икс, с тем же ковром, только чуть более чистым. Двери,  те что более грязные были закрыты, а вот чистые распахнуты. В комнатах слышался смех, крик, безумная радость. В особняке царила не то паника, не то какой-то праздник. Пробегающие мимо него студенты выкрикивали имена друг друга, с какой-то безумной, просто не передаваемой энергией. Они смеялись, тут же плакали, бросались в объятия и не могли остановиться. И эта толпа очень быстро превращалась в какой-то большой ком. Реми не понимал происходящего, ведь его сердце, увы, не могло оценить всей той радости. Он ушёл, помня слова Роуг и, вернувшись, лишь вновь возвращался к ним. Вновь и вновь вспоминая тот самый разговор, что закончился его смертью. Или исчезновением? По взгляду на подростков, понять, сколько прошло дней, было сложно. Скорее их сумма будет больше одного года. Узнать лица было практически не реально, а одежду – тем более. Однако его действия уже были предрешены. Пользуясь этой паникой, он быстро срывается с места, бежит к её двери. Да, пусть они так расстались, но Гамбит всё понял! Он понял! Не хочет без неё жить, даже если, чёрт возьми, никогда не сможет прикоснуться! Он готов терпеть, вновь и вновь говорить об этом, заявлять и касаться только через одежду! Как же она не поймёт, что Этьен готов на это. Ему нравится эта игра, нравится она, и сейчас даже готов упасть на колени, но… Её дверь, подобно другим, была открыта нараспашку. В комнате всё было аккуратно убрано, царил порядок. Следов пребывания Анны Мари в ней не было. Открыто окно, через которое виднелось что-то не постижимое, а на стене весел календарь. Он заставил его замереть, не поверить в происходящее. Цифры пугали. Даты заставляли не поверить собственным глазам. И именно они заставляли его врасплох. А отсутствие девушки, и столь идеальный порядок, не могли заставить просто так стоять. Каджун вновь срывается с места, бежит в свою комнату, изредко отвечая радостными криками детям. Спрашивает у них, где же Роуг, но они лишь качают головой. Не знают, ведь они тоже были мертвы. Те, что постарше рассказывали, что все куда-то уехали. Быть может, Анна Мари была с ними. Но это ничего толком не объясняло. Хаос и крики, постепенно сменялись белым шумом. Тем, что ты слышишь когда тебя бьют по голове чем-то тяжёлым. Но всё же Гамит добирается до своей комнаты. Чисто. Нет пыли, разве что в том самом шкафу, на полочке. Стоит пачка сигарет. Она летит в сумку, лежавшую на дне шкафа. Та была открыта. Из неё пропали: несколько колод карт, его любимый шарф. Также не хватало пары футболок, но это уже в одежде. Любимый парфюм и пачка жвачки, что пряталась в кармане плаща. Сам же он пахнул ужасно знакомо. Нет, не его любимыми духами, а её духами. Мозг принимает единственное правильное решение. Собрать всё это, вместе с лежавшей на столе фотографией, на которой коротко отражалась надпись «Ma Cherie».

***

В тот день Гамбит покинул институт. В спешке, с сумкой и несколькими вещами. Пару недель скитался по барам, отелями и пытался понять, что же произошло. Когда всё это случилось и что теперь было делать. Побывал в школах, музеях, чтобы полностью ознакомиться с событиями в мире. Столкнулся с другими мутантами, которым пришлось не так легко. Ощутил на себе новый этап гонения и, как ни странно, помогал бежать огромному количеству мутантов. Устраивал ловушки для людей, что охотились за его братьями. Но всегда приходит момент, когда нужно переступить через страх. Вернуться. И эта ночь наступила. Потому то сейчас Реми и стоял около ворот, потому и совершил очередной вдох сигаретного дыма, после которого курить уже было нечего. Оставался только фильтр, что летел на асфальт около входных ворот в школу Людей Икс. Особняк возвышался на небольшом холме, слышались крики радости, а каджун лишь поправлял ремень собранного им в тот день небольшого походного рюкзака. Планировал уйти, покинуть всё это и больше не возвращаться. Но смерть, пусть даже такая, расставляет всё по своим местам. Каджун всматривался в место, которое для него было домом, игнорируя прохладный ветер перемен, пронизывающий его даже несмотря на надетый им плащ. Атмосфера была иной, не той, к которой он когда-то привык. Забор украшала вывеска, очищенная до блеска. Появилась небольшая дверь, что открывалась с помощью звонка. Ему-то это было не нужно, поскольку креол всегда двигался, перебираясь через забор. Обходил ловушки, а затем оказывался прямо перед входом. Вот только сейчас не было уверенности, что это нужно. И как бы Реми ЛеБо не мечтал увидеть Анну Мари, он всё ещё не мог преодолеть свою гордость. Не мог ответить за неё.

Камера около ворот поворачивается в его сторону, заставляя сделать несколько шагов, вновь прячась в тёмной для неё зоне. Что же оставляет после себя он? Карту. Королеву червей. Она всегда была связана с Роуг. Ведь она была действительно повелительницей его сердца. Об этом говорила, пусть и жестами, сама Смерть. В её глазах, движениях, походке, всё было скопировано с той девушки, что оказывалась так глубоко в его душе. Западала, заставляя мужчину вновь и вновь возвращаться к мысли, что нет иного пути. Даже просыпаясь с похмелья, в объятиях какой-либо подружки, что просто подцепил в баре, ибо спать негде, он вспоминал о Роуг. Её тонких губах, руках, и их прощальный поцелуй.

Мужчина отодвигает молнию, смотря на ту вещь, которую ему удалось украсть в последний раз. Это был подарок. Это было решение. Это была ошибка.

Камера зафиксировалась на карте, а красные глаза на ней. Всё тело сейчас сжималось. Сердце, казалось, прекратило стучать. Он замер, ожидая последствия своих действий.

Он погибает на её глазах.
(Он погибает от её руки, и это, кажется, уже слишком и пережить попросту невозможно, но она почему-то переживает.)

Искрится воздух, и в ушах звенит, когда магия хаоса сталкивается с космической энергией камня бесконечности. У Ванды в глазах стоят слёзы и дрожат руки. Вижн просит её быть сильной. Тот самый Вижн, которого она полюбила всей душой — тот, которого впустила в своё сердце. Тот, с которым так наивно и по-детски мечтала однажды встретить старость в деревянном домике обязательно на берегу какого-нибудь озера, чтобы романтичные розовые закаты сопровождали завершение каждого нового их совместно проведённого дня.

Не тот, которого она впервые встретила день назад — холодный, чужой, безумный.
Не тот, каким его сделали исследователи анти-мутантской инициативы «Стражи», когда похитили, чтобы залезть в его голову и изучить, а после усовершенствовать своих чёртовых роботов.

Так, наверное, было бы проще. Уничтожить врага. Ведь он враг.
В нём от её Вижна — ничего, кроме внешней оболочки.

[indent] В нём — в самые последние мгновения — он сам.

Он погибает на её глазах, и Ванда погибает вместе с ним; падает на колени, захлёбывается слезами, заходится в немом крике. От его неподвижного безжизненного тела её буквально отдирают чужие руки, и Ванда на эмоциях, в истерике, чуть не ранит Капитана Америку и Железного человека, которые, на самом деле, просто хотят показать ей, что здесь и сейчас она не одна.

Но она одна, и ей непонятно, почему этого не видят они.
Она одна.

[indent] Совсем.

Пьетро проводит с ней целую неделю, не отходит ни на шаг; Пьетро всегда рядом, когда Ванде начинают сниться кошмары, где она убивает Вижна снова и снова — а потом убивает себя, и до конца не понятно, что их этого больнее.

Пьетро отлучается лишь на мгновение — ведётся на первую за неделю тишины просьбу убитым голосом принести сладкого — но мгновения этого Ванде хватает, чтобы сбежать с базы Мстителей незамеченной. По факту, она уходит магическим порталом. Тем самым, которому её на свою беду научил Виктор. На свою беду — потому, что он рассказал ей, какой именно портал нужно использовать, чтобы оказаться в Латверии, в одном из подвалов, где он практикует… разное.

Когда она ступает босыми ногами на ледяной каменный пол, в подвале царит абсолютный мрак. Максимофф щёлкает пальцами, и на стенах неестественным алым пламенем загораются факелы. От вида голых стен и общей пустоты помещения Ванду почему-то мутит, как будто вот оно — как будто она внутрь себя заглянула, и это всё, что в ней осталось.

То есть, ровным счётом ничего.

Алая ведьма пятится, пока спиной не находит стену — холодную, неровную. Шагает вдоль неё, пока не находит угол, по которому она спиной сползает на пол, обнимая себя руками. Ей холодно. Ей плохо. Никто не понимает или не хочет понимать, сколько всего Вижн для неё значил.

Она его убила. Своими руками.
(Почему она вообще это пережила?)

— Я не знала, куда мне пойти, — глухо бормочет Ванда, не отнимая лица от коленей, когда ощущает в подвале чужое присутствие. — Они… там… все так хотят мне помочь. Но они не могут.

К горлу снова подступает ком, а по телу проходит крупная дрожь. Ванда не уверена: холод, нервы, всё вместе? Ванда уверена: Виктор не станет её жалеть. Но не прогонит.

(Виктор фон Дум слишком странный, и ей до сих пор не всё понятно в их отношениях с Мстителями в целом и Тони Старком в частности, но Виктор фон Дум не просто согласился стать её учителем — он реально научил её многому, он работал над её магическими способностями и становлением как личности, и он чертовски преуспел во всём, пусть бы даже согласны с этим в итоге не все. Он вложился в Ванду куда больше, чем даже родной отец.)

Она шмыгает носом, с трудом поднимает на него глаза, с которых вот-вот сорвутся первые капли слёз:

— А ты бы мог? Мог бы его вернуть? Ты же всё можешь, разве не так?

моя смелая, самоотверженная девочка,
подумай хоть раз о себе.
почему ты бросаешься вперед? это все твое яростное желание защитить то, что тебе дорого? или гложущее бесконечно чувство вины? или все вместе, и неясно, где начало и где конец?
я знаю о чувстве вины так много, как мне бы никогда не хотелось. когда ты развязала войну, я о ней даже ничего не знал. меня просто не было рядом со всем тем, что я берегу.
никто не отдал мне приказ: “Энтерпрайз, возвращайтесь, срочно”. никто не посмотрел мне в глаза в те редкие сеансы связи, которые мы могли себе позволить. мой экипаж до сих пор не может оправиться от этого. от того, что вселенная бережно прятала нас в своих самых далеких от Земли уголках, пока наши друзья умирали на войне. не о такой пятилетней миссии мы мечтали. не затем мы пошли служить в Звездный Флот, не о том давали присягу.
мы вернулись в другой мир, как будто случайно провалились в соседнюю вселенную, когда проложили обратный курс. нам все говорят: “вы все равно бы не успели”.
но я знаю.

что мы бы успели.

я говорю, что Энтерпрайз — это исследовательский корабль, что мы не военные, мы исследователи, ученые и первопроходцы.
но знала бы ты, как мне сложно пережить то, что меня не было на линии огня. что меня не было рядом, когда погибла Филиппа. и другие, и многие — другие.
мы храним это понимание у себя в трюмах Энтерпрайза. оно только наше, разделенное на всех тех, кто был со мной. мы не говорим о нем, но читаем все по глазам друг друга.

когда нам рассказали, это был один из тех немногих раз, когда я не знал, как обратиться к команде. как подбодрить их, как помочь им пережить их личную и коллективную боль. во мне не было слов,
[indent] я был в бешенстве.

Капитан Кристофер Пайк позволяет себе прикосновение: кладет свою спокойную теплую руку на чужое хрупкое плечо, мягко, властно удерживая от попыток подняться на ноги. Он считывает кончиками пальцев пульс, хотя прекрасно видит цифры на медицинском мониторе.
Никто и никогда не говорит в Академии, но одна из основных обязанностей капитана — купировать чужую панику: мягко вытеснять своим уверенным присутствием или выдавливать жестко, почти жестоко.

Они в крошечной металлической лодочке посередине полного ничего, и самое страшное, что со всеми ними может случиться — это потеря ориентиров.

— Тихо, Бернем, тихо, дышите, вы в безопасности. Мы все — в безопасности, — Кристофер вслушивается в ее лихорадочное дыхание, не делая никаких выводов. Космос учит его не делать никаких выводов заранее. Ему стоит, наверное, позвать Кристину, чтобы та проверила целостность сознания Майкл, черт там разберет эти временные прыжки, но Крис считает, что дружеское присутствие очень часто первостепеннее немедленного профессионального вмешательства. Психике надо зацепиться за знакомое, выдохнуть, перевести дух, прежде чем начать гонять ее по психологическим тестам.

— Сейчас вы продышитесь, как вас учили в Академии, а потом расскажете мне, чего вы, по вашему мнению, не смогли, — Кристофер тепло улыбается.

(Он думает, та ли эта Бернем, их ли это Бернем. То ли это время и та ли это вселенная. Иногда Крису кажется, что он теряет привычное направление течения минут, что он снова беспокойно хлебает ртом воздух, отводя пальцы от Кристалла. Где у этого всего начало?
Он думает, как иронично, сколько их тут, запутавшихся в том, какой сейчас год и какая в этой вселенной у человечества была история. Иногда он смотрит в сощуренные глаза Гейба, и думает, какая же у него в зрачках ебанная бездна хаоса.)

— Мы нашли вас и весь ваш экипаж в состоянии гибернации в спасательных капсулах. Рядом с вами не было никакого корабля, но был передатчик, посылающий сигнал SOS. Вы проснулись первая, медицинских отклонений у всего остального экипажа не наблюдается, им нужно просто еще немного времени. С момента нашей с вами последней встречи прошел год, — Кристофер не убирает руку, смотрит в ее растерянные еще сонные глаза. Он думает, что эта девочка готова вскочить прямо сейчас и побежать спасать свою вселенную дальше, еще не придя в себя.
Нет, это определенно та самая Майкл, которую он знал.